Сегодня: 28.03.2024, Четверг.
Ваш контроллер:


Ваш информатор:
Приветствую Вас Гость
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 2 из 4
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »
Модератор форума: Виталий  
Форум » . » Книжный клуб » Интересные истории из жизни. (Познавательные и поучительные.)
Интересные истории из жизни.
kaberne1Дата: Четверг, 15.03.2012, 15:10:35 | Сообщение # 16
Группа: Уважаемые пользователи
Сообщений: 2139
Репутация: 0
Статус: Offline


Священник Александр Дьяченко


"После долгого зимнего перерыва и такой же неприветливой затяжной весны наконец-то выглянуло солнце. Мы с матушкой выбрались в город и идем по широким мощёным тротуарам. Скоро лето, и солнце, будто извиняясь за вынужденное безделье, берёт власть в свои руки."
 
ВиталийДата: Четверг, 15.03.2012, 17:06:37 | Сообщение # 17
Группа: Администраторы
Сообщений: 1246
Статус: Offline


Как часто дети, вырастающие сегодня в церковных стенах, отходят от веры. А их родители ищут ответ на вопрос – что же мы сделали не так?
Анна Николаевна Гаранкина, сотрудница Ялтинского историко-литературного музея, росла в семье протоиерея Михаила Семенюка, настоятеля собора святого Александра Невского в Ялте. Ее дедушка приехал служить в Крымскую епархию по приглашению святителя Луки (Войно-Ясенецкого). Как воспитывали церковных детей тогда, полстолетия назад?
Специально-«церковного» воспитания не существовало. Дети просто росли под сенью храма, собора святого Александра Невского в Ялте. И выросли верующими и порядочными (любимое слово Анны Николаевны) людьми.


В главном — единство, во второстепенном — свобода, во всем — любовь
 
ВиталийДата: Четверг, 15.03.2012, 17:09:13 | Сообщение # 18
Группа: Администраторы
Сообщений: 1246
Статус: Offline



200 лет назад - 15 марта 1812 года было основано первое русское поселение в Калифорнии — Форт-Росс....

......В начале 60-х приехал в Сан-Франциско новый архиепископ Западно-Американский — владыка Иоанн (Максимович). Это теперь он прославлен как святитель и чудотворец, а тогда многие видели в нем просто чудака. Везде, где бы он ни служил — в Шанхае, в Париже, в Брюсселе, в Сан-Франциско — он сразу же принимался восстанавливать церковное единство, налаживать связи с местными православными сербами, греками, украинцами, строить храмы, больницы, приюты. В Западной Европе помогал создавать французские православные приходы, Голландскую Православную Церковь, при нем в православных храмах стали поминать покровительницу Парижа святую Женевьеву, просветителя Ирландии святого Патрикия — Патрика и других западных святых, живших до разделения церквей в 1054 году. Разъезжая по городам и весям, владыка Иоанн служил то по-французски, то по-голландски, то по-английски, помогал готовить местных священников, издавать богослужебную литературу на французском и голландском, окормлял греческие, арабские, болгарские и румынские православные приходы. И при всей этой кипучей деятельности был как бы не от мира сего: постоянно молился, ел раз в день, ходил в сандалиях на босу ногу, а то и босиком, по утрам обливался холодной водой и время от времени притворялся юродивым. ....


В главном — единство, во второстепенном — свобода, во всем — любовь
 
ВиталийДата: Понедельник, 02.04.2012, 20:58:31 | Сообщение # 19
Группа: Администраторы
Сообщений: 1246
Статус: Offline
Семейное предание

Душ любимых спасенья ради,
«Богомолом» прослывши окрест,
Раз в году в церковь хаживал прадед.
На коленях... В соседний уезд.


Зиновьев Н.А.


В главном — единство, во второстепенном — свобода, во всем — любовь
 
ВиталийДата: Среда, 11.04.2012, 09:53:30 | Сообщение # 20
Группа: Администраторы
Сообщений: 1246
Статус: Offline

Иногда бывает так: человек старается поститься, потом срывается и чувствует, что он осквернил весь свой пост и ничего не остается от его подвига. На самом деле все совершенно не так. Бог иными глазами на него смотрит. Это я могу разъяснить одним примером из своей собственной жизни. Когда я был доктором, то занимался с одной очень бедной русской семьей. Денег я у нее не брал, потому что никаких денег не было. Но как-то в конце Великого поста, в течение которого я постился, если можно так сказать, зверски, т.е. не нарушая никаких уставных правил, меня пригласили на обед. И оказалось, что в течение всего поста они собирали гроши для того, чтобы купить маленького цыпленка и меня угостить. Я на этого цыпленка посмотрел и увидел в нем конец своего постного подвига. Я, конечно, съел кусок цыпленка, я не мог их оскорбить. Я пошел к своему духовному отцу и рассказал ему о том, какое со мной случилось горе, о том, что я в течение всего поста постился, можно сказать, совершенно, а сейчас, на страстной седмице, я съел кусок курицы. Отец Афанасий на меня посмотрел и сказал:
- Знаешь что? Если бы Бог на тебя посмотрел и увидел бы, что у тебя нет никаких грехов и кусочек курицы тебя может осквернить, Он тебя от нее защитил бы. Но Он посмотрел на тебя и увидел, что в тебе столько греховности, что никакая курица тебя еще больше осквернить не может.
Я думаю, что многие из нас могут запомнить этот пример, чтобы не держаться устава слепо, а быть прежде всего честными людьми. Да, я съел кусочек этой курицы, но я его съел для того, чтобы не огорчить людей. Я ее съел не как скверну какую-то, а как дар человеческой любви. Я помню место в книгах отца Александра Шмемана, где он говорит, что все на свете есть не что иное как Божия любовь. И даже пища, какую мы вкушаем, является Божественной любовью, которая стала съедобной...


Митрополит Антоний Сурожский


В главном — единство, во второстепенном — свобода, во всем — любовь
 
ВиталийДата: Понедельник, 16.04.2012, 20:00:55 | Сообщение # 21
Группа: Администраторы
Сообщений: 1246
Статус: Offline
"Духовный отец."


17 сентября 1999 года в Вашингтоне умер русский епископ Василий (Родзянко).
Владыка Василий всю свою жизнь, почти восемьдесят пять лет, свидетельствовал о Христе, Сыне Божием, Спасителе мира.
Надо признать, что делал он это упорно и неутомимо: в тюрьме и на свободе, в эмиграции и в России, в личных встречах с людьми, по телевидению и радио; и даже самим своим видом - старца-епископа - огромного, могучего духом и телом, бесконечно доброго человека, пришедшего к нам словно из иного мира. Не из прошлого века, хотя он был одним из немногих, кто передал нам дух Православия великих подвижников XIX века, а именно из иного мира. Из того мира, где люди не обижаются, когда их оскорбляют, где врагов прощают, любят и благословляют, где отсутствует уныние и отчаяние, где господствует ничем не смущаемая вера в Бога, где ненавидят только одно - рознь, господствующую в этом мире, разделение и грех, но где готовы душу свою положить за спасение ближнего.
В его поразительной жизни было много такого, чего иначе как чудом назвать нельзя. Можно, конечно, назвать эти случаи и совпадениями. Сам владыка Василий на вопрос о "совпадениях" обычно, усмехался: "Когда я перестаю молиться, совпадения прекращаются".
Один из таких случаев произошел в 1995 году. Тогда владыка Василий в очередной раз приехал в Россию и был приглашен совсем молодым батюшкой на глухой приход в Костромской губернии.
Надо сказать, что владыка был человек безотказный и с радостью исполнял любую просьбу, если она, как он говорил, не противоречит евангельским заповедям. В исполнении просьб, порой весьма непростых для восьмидесятилетнего старца, владыка видел свое служение Промыслу Божию о людях. В этом была его глубокая вера и опыт, накопленный десятилетиями.
Таким образом, летним днем он очутился на глухой дороге, на пути в затерянную в костромских лесах деревушку. Ехали на двух машинах - добраться до далекого прихода помогли московские друзья владыки.
Все уже изрядно устали от долгого пути. Владыка как всегда молча молился, перебирая четки.
Неожиданно машина остановилась. На шоссе минуту назад произошла авария: мотоцикл с двумя седоками врезался в грузовик. На дороге лежал пожилой человек. Водитель грузовика и второй мотоциклист в оцепенении стояли над ним.
Владыка и его спутники поспешно вышли.
Лежащий на дороге мужчина был мертв. Молодой человек (как потом выяснилось - его сын), зажав в руках мотоциклетный шлем, плакал.
- Я священник, - обняв его за плечи, сказал владыка Василий, - если ваш отец был верующим, сейчас надо совершить особые молитвы.
- Да, пожалуйста, сделайте все как надо, - отец был верующим, православным, - отвечал молодой человек. - Он никогда не ходил в церковь, все церкви вокруг давно разрушены... Правда, он говорил, что у него есть духовник.
Из машины принесли священнические облачения. Готовясь к панихиде, владыка, не удержавшись, спросил:
- Удивительно - как же так - не бывал в церкви, но имел духовника?
- Он много лет каждый день слушал религиозные передачи из Лондона. Их вел какой-то отец Владимир Родзянко. Этого-то батюшку Владимира Родзянко папа и считал своим духовником, хотя, конечно, никогда в жизни его не видел.
Владыка опустился на колени перед своим умершим духовным сыном, с которым Господь судил ему встретиться впервые. Встретиться - и проводить в Вечную Жизнь.
P.S. Более двадцати лет епископ Василий вел православные передачи для России по Би-Би-Си. Только тогда он еще не был монахом, и звали его отец Владимир Родзянко.
Журнал "Русский дом", 2002-й год.
Архимандрит Тихон (Шевкунов)


В главном — единство, во второстепенном — свобода, во всем — любовь
 
kaberne1Дата: Четверг, 05.07.2012, 17:20:22 | Сообщение # 22
Группа: Уважаемые пользователи
Сообщений: 2139
Репутация: 0
Статус: Offline
Новый рассказ писателя священника Александра Дьяченко.





(рассказ – странствие)

- Нет, что ни говори, а фига против колдуна — первейшая защита.

Бабушка Рая — живой кладезь всевозможных присказок и примет, бытующих в нашем крае. На любой интересующий вопрос у неё находится своя история.

– Вот мне ещё мамка рассказывала. В самом начале войны их всей деревней гоняли на лесозаготовки. Бабы валили деревья, рубили ветки и, впрягаясь всем скопом в импровизированную сбрую, трелевали брёвна к месту погрузки. А на станции всё тем же составом грузили лес в железнодорожные вагоны. Они их по сходням на тех же верёвках закатывали.

- Однажды тянут бабы бревно вверх по салазкам, а мамка в него снизу палкой упирается. Напряглись, работают. Глядь, а мимо них колдун из соседней деревни идёт. Мамка увидала его и кричит:

- Бабы, держи фиги, колдун идёт!

А как тут фигу сложить, они же бревно вверх тянут. И мамке своего рычага из рук никак не выпустить. А дед этот, колдун, глядит, что бабам от него не защититься, и довольный такой стоит, улыбается. Тут верёвка, конечно же, лопнула, бревно вниз и полетело. Хорошо все успели в сторону отскочить, а то быть беде.

Так вот, на бревне этом почему-то одну большую ветку проглядели, так этой веткой мамке по голове и хлестануло. Это за то, что народ успела предупредить. Ей больно, мамка плачет, а колдун, зараза, улыбается и хитро так: дескать, подловил девок-то.

Эту историю про колдуна с фигой я слышал ещё лет десять назад, а сейчас вспомнил, и вот по какому поводу. Подходит ко мне одна наша прихожанка и делится:

- Батюшка, в детстве я жила в Петушках, и там же, в конце пятидесятых, училась в школе. Наша школа была восьмилеткой и располагалась в старинном здании из красного кирпича. Иногда по дороге на занятия мы видели священников. Их храм стоял через трассу, чуть в стороне от нас. Помню батюшек в рясах и с крестами на груди. Встречаясь с нами, они неизменно улыбались, а мы им в ответ говорили «здравствуйте».

Учителя, желая пресечь всякое общение учеников с отцами, стали нас подучать:

- А знаете ли вы, что эти бородатые дядьки в чёрных одеждах – злые колдуны? Вы же читали в сказках про бабу Ягу, и про змея Горыныча, и про колдунов? Вот это как раз они и есть. Они очень злые и ненавидят маленьких детей. Вот положит такой бородатый колдун свою руку вам на головку и всё, двойка обеспечена.

Так что, сейчас, — продолжала классная руководительница, — я научу, как от них защищаться. Поднимите вверх ваши ручки, хорошо, а теперь сложите их в кулачки. Молодцы дети. Далее большой пальчик вставляем между средним и указательным, и у нас получается кукиш. Кукиш – старинное средство защиты от чёрных колдунов.

Теперь вы уже знаете, как нужно поступать при встрече с колдунами в чёрных одеждах. Как только вы их увидите, немедленно переходите на другую сторону улицы, а ручки суёте в кармашки и складываете из пальчиков кукиш.

Так мы и делали.

Из всех священников мне особенно запомнился один, старенький уже такой, дедушка, небольшого росточка, с седой раздвоенной бородой. Увидит нас и зовёт:

- Деточки, миленькие, подойдите ко мне, я вас по головкам поглажу.

Мы тут же, ой-ё-ёй! Сейчас нас этот старичок заколдует, и мы получим двойки. Ручки в карманы, складываем фиги и пробегаем мимо. А он, как сейчас помню, всё стоит и стоит, улыбается и смотрит нам вслед, а ветер раздувает его одежды. Несколько раз так подзывал, но мы перебегали на другую сторону. Потом он уже никого не звал, а как завидит нас, так остановится и издали всех перекрестит.

На днях книжку купила про святителя Афанасия Ковровского, а там фотографии. Батюшка, я его узнала. Это он нас тогда к себе подзывал, благословить хотел, по головкам погладить, а мы с фигами в карманах бежали прочь от святого страдальца.

Книжку про него читаю, и так мне его жалко. А как подумаю, что могла бы тогда, в детстве, пожалеть его, обнять, прижаться к этому вечно гонимому человеку. Просто как к своему родному дедушке, а я… считала его колдуном.

И горько-горько плачет человек.
 
kaberne1Дата: Понедельник, 22.10.2012, 19:54:22 | Сообщение # 23
Группа: Уважаемые пользователи
Сообщений: 2139
Репутация: 0
Статус: Offline
История, которая обошла весь интернет:



По соседству живет старушка. Муж её умер пять лет назад, а года два назад её дочка вместе со своим мужем и двумя маленькими детьми попали в аварию, разбились.

Когда я возвращалась из школы, на двери подъезда было объявление, написанное от руки: "Потеряла 100 рублей, кто найдёт — верните, пожалуйста, в квартиру 76, пенсия маленькая, хлеб не на что купить". В 76 квартире жила та старушка. Я достала из кошелька 100 рублей и поднялась на 5 этаж.


Когда я отдала старушке деньги, она заплакала:
"Ты уже двенадцатый человек, который принёс мне деньги. Спасибо."

Я улыбнулась и уже подошла к лифту, когда бабушка сказала мне: "Доченька, сорви объявление с двери, его не я писала".
Старушка стояла и плакала. Доброта и сочувствие людей дает мне надежду.
 
kaberne1Дата: Вторник, 23.10.2012, 23:49:25 | Сообщение # 24
Группа: Уважаемые пользователи
Сообщений: 2139
Репутация: 0
Статус: Offline
ЭКСПЕРИМЕНТ


Вот какая история произошла с кандидатом биологии, ныне иеромонахом Иаковом, грузином.

Родился он в Тбилиси, а учился в Москве, в университете. Там и диссертацию защищал. В детстве его, конечно, как и всякого грузина, крестили, и Пасху он праздновал радостно и широко, но в храм не ходил, а к Богу относился хоть и уважительно, но отстранённо. Он же по профессии естественник, биолог. А в этой среде культ науки, разума, эксперимента.

Ну и как-то сказал он своему другу, тоже естественнику, когда у них зашла речь о Боге:

— Мы же с тобой одного замеса — чему доверяем? Опыту. Вот если кто-то поставит такой эксперимент, из которого бы следовал вывод о существовании Творца и Промыслителя, я не то что уверую — я в монахи уйду.

Стал этот друг его стыдить — мол, все доказательства бытия Божиего соразмерны лишь мелкому и ограниченному человеческому разуму, поэтому — что ж Бога так унижать какими-то доказательствами?

А наш грузин ему:

— Всё равно, я верую в естественные законы природы и, пока чуда сверхъестественного не увижу, не поверю. И точка.

Года два прошло — не меньше. Летит наш герой на международную конференцию в Тбилиси. Дело было зимой, темнеет рано, а тут вдруг в самолёте вырубился свет. И все в кромешной тьме — слышно только, как самолёт хрипит-надрывается. А рядом с нашим героем шутник какой-то сидит, анекдоты травит.

Один анекдот был такой: «Плывёт корабль, полный всякого люда — и члены правительства, и богачи, и артисты, и футболисты, и инженеры — каждой твари по паре. И вдруг налетает буря, и корабль идёт ко дну. И вот все они предстают пред Всевышним и дружно к нему вопиют: „Как же так, вон как нас было много — и утонули все без разбора!“ А Он им отвечает: „Как это — без разбора? Знаете, сколько времени Я именно вас на этом корабле собирал?“»

И тут вдруг что-то крякнуло, раздался страшный хруст, словно самолёт начал разламываться на куски, все завопили, и это последнее, что запомнил наш естественник-маловер: у него всё внутри словно оборвалось...

Очнулся он в самолётном кресле в глубоком снегу. Вокруг горы. Кавказ в вышине. Первый вопрос был: а где же сам самолёт? Какой-то страшный сон. Всё тело болит. Он попробовал встать — никак. Потом с трудом понял, что это ремень его держит. Он его отстегнул и хотел было подняться, как вдруг увидел вот что: оказалось, что сидит он в этом кресле на уступе скалы — площадка всего три на три — и идти ему, собственно, некуда.

Во внутреннем кармане пиджака он обнаружил свой доклад, который начал было просматривать в самолёте, пока там не погас свет. Достал зажигалку и стал поджигать листы в надежде на то, что вдруг этот огонь заметит какой-нибудь шальной вертолёт и его спасёт... Но бумага сгорала мгновенно, руки так окоченели, что не чувствовали ожогов. Хорошо ещё, что в самолёте было холодно и он вовремя достал из портфеля плед, который ему дала с собой в дорогу его грузинская бабушка, и завернулся в него. Так теперь в нём и сидел. А она на этот случай и дала: генацвале, в полёте на высоте — вечная мерзлота, а ты в плед закутаешься, подремлешь — как хорошо!

Так жёг он, жёг свой доклад по листочку и даже не задумывался — что дальше-то делать? И тут только его осенило, что самолёт-то его — упал! Упал... С двадцатитысячной высоты! Упал и разбился вдребезги — ни следа от него. Все погибли. А он — жив. Сидит вот в кресле на горном утёсе, закутанный в бабушкин плед, и зажигалкой делает: щёлк-щёлк.

А следующая мысль: но так ведь не бывает! Так просто не может быть, по естественным законам. А если не может быть, то, скорее всего, он тоже разбился вместе со всеми, а это уже после смерти он так сидит, одинокий, в этом странном невероятном месте, в этих пустынных снегах, куда не ступала ещё со дня сотворения мира нога человеческая?! Уж не в аду ли он? Да, даже так подумал.

И тут он понял: и в этом случае, и в том — то есть абсолютно в любом — всё это противно природе, вопреки всей биологической науке. И если он разбился насмерть и при этом уже опять живой, и если самолёт погиб, а он выжил, — это значит только то, что Бог есть... А если он выжил, то это Бог его спас. А если Бог его спас, то не просто так, а для чего-то. А если для чего-то, то его непременно сейчас найдут, пока он ещё окончательно не замёрз. А если его найдут, то он сразу же уйдёт в монахи и будет служить исключительно Богу, как обещал.

И тут он закричал со своего уступа: «Господи, спаси меня ещё раз! Я знаю, что Ты есть! Спаси меня, чтобы я мог Тебе послужить!»

Так он сидел и кричал и, наконец, поджёг последний лист, потом вытащил из-под себя плед, хотел поджечь и его, пытался даже, но тут же понял, что гореть он не будет, а будет лишь медленно тлеть. И вдруг из-за скалы показался вертолёт, и он принялся этим пледом махать что было сил. Он махал и кричал: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» — пока его не заметили. Вот так.

А потом он приехал в далёкий монастырь и стал иеромонахом Иаковом. Каждый день он возносит сугубую молитву о тех, кто погиб тогда в самолёте, — особенно же о шутнике, рассказавшем свой последний анекдот. При некотором его цинизме именно в той трагической ситуации, в спокойные времена он вполне может быть прочитан как притча.
 
kaberne1Дата: Понедельник, 24.12.2012, 23:14:20 | Сообщение # 25
Группа: Уважаемые пользователи
Сообщений: 2139
Репутация: 0
Статус: Offline
Рассказ основан на реальных событиях.


Солнце клонилось к закату. Мягкий, золотисто-медовый свет последних его лучей окутывал облупившиеся стены домов маленького турецкого городка, на миг наполняя его теплом и уютом.

Давно уже смолкли протяжные крики муллы с вершины минарета: „Алла-а-ах акба-а-ар!..“, и жители города, сладко потягиваясь, вздыхая и перебирая четки, усаживались за маленькие круглые столики кофеен, с моря, невидимого за домами, доносилось прохладное дыхание бриза: в городок пришел вечер.

Немолодой чернобородый человек с задумчивым лицом, греческий священник о.Петр Фотиадис, медленно шел по улице, не обращая внимания на удивленные взгляды, которые завсегдатаи кофеен и редкие прохожие бросали на его рясу и камилавку, то изумленные, то любопытные, а порой и откровенно враждебные. Что ж, в этом не было ничего удивительного: ведь он находился в мусульманской стране, где бoльшая часть жителей видела православного священника, в лучшем случае, на картинке.

В мусульманской стране… А ведь еще совсем недавно — ибо что такое для истории восемьдесят лет? — во всех этих домах жили греки.

Кровавая буря 1922 года, когда приспешники Кемаль-паши безжалостно расправлялись с брошенными своей страной на произвол судьбы греками Малой Азии, с корнем вырвала греков городка из родной земли и разбросала по бескрайним горам и пустыням Анатолии.

Одни из них были убиты головорезами Кемаля, другие, не выдержав мук и лишений пути, умерли по дороге в турецкие лагеря смерти, третьи погибли в самих лагерях. Те немногие, кому удалось спастись, бежали в Грецию, Россию, Армению.

Ничего, казалось, не осталось от прежних жителей города, и самая память о них угасла, навеки похороненная в безымянных, безвестных могилах где-то на равнинах Анатолии.

И все же, несмотря ни на что, город помнил. Память о греках — первых и истинных хозяевах этой земли — продолжала жить в нем незаметно, тихо, прикровенно. Город помнил; город ждал; может быть, город надеялся? И в наступающих сумерках отцу Петру почудились неслышные шаги ушедших людей, отголоски позабытых песен и тихий плач ангелов из разоренных церквей…

***

Отец Петр молча сидел у открытого окна гостиничного номера и смотрел на темнеющие улицы. Завтра он должен был уехать и из этой гостиницы, и из этого городка, чтобы продолжить паломничество по святым местам турецкого Черноморья — Понта, как, начиная с глубокой древности, называли его греки.

Почему-то отцу Петру было грустно расставаться с городком. Странно, ведь он не успел провести здесь и двух дней. А впереди его ждал знаменитый монастырь Богородицы Сумелaсской, гордость и слава прежнего Понта. Сколько святых подвижников, сколько чудес видел когда-то этот монастырь! Теперь же он был заброшен, и лишь ветер гулял по давно опустевшим кельям…

Отец Петр вздохнул и снова посмотрел на улицу. Там было уже совсем темно. И неожиданная горечь захлестнула его: неужели такая же ночь, беспросветная и бездуховная, навсегда воцарилась на земле древнего Понта, давшего миру стольких святых? Неужели не осталось христиан на этой земле, политой кровью мучеников? И почему, почему?

„Мы прогневили Тебя, Господи. Прогневили гордостью и маловерием. Но неужели не осталось здесь никого, кто помнил бы имя Твое?“

Давно пора было читать вечерние молитвы. Отец Петр задернул занавески, опустился на колени перед стоявшим на столе складным образом Богородицы, открыл молитвенник и перекрестился. „Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…“

Неожиданно в дверь постучали. Удивленный, отец Петр нехотя прервал молитву и поднялся с колен. Кто мог прийти к нему здесь, в чужом городе?

— Войдите!

Дверь медленно, без скрипа, отворилась. На пороге комнаты стоял юноша лет двадцати пяти, худой и горбоносый, одетый в темную рубашку и старые, вытертые на коленях штаны. Несколько секунд он стоял молча, словно не решаясь заговорить, и лишь судорожно комкал рукав рубахи.

— Эфенди (господин), — произнес он, наконец, и отец Петр порадовался про себя тому, что не поленился выучить турецкий еще перед отъездом в Анкару. А юноша, плотно прикрыв за собой дверь, продолжал шепотом:

— Эфенди, я знаю, вы из Греции… Вы христианский священник… — его голос чуть дрожал, выдавая сильное волнение. — Прошу вас, пойдемте со мной. Мы… я… — он запнулся. — Срочно нужна ваша помощь. Очень прошу вас, эфенди! — его голос был почти умоляющим. Но, видя, что удивленный священник собирается что-то сказать, юноша поспешно приложил палец к губам.

— Нет, нет, эфенди, ничего не спрашивайте. Пожалуйста, ничего! Поверьте мне, это очень важно!

Отец Петр колебался. Идти ночью, в чужой стране, с совершенно незнакомым ему человеком — куда и зачем? Кто знает, какая опасность может подстерегать его здесь, в турецком городе?

Но в следующую минуту отец Петр устыдился своих мыслей. Какой-то голос, строгий и решительный, послышался ему: „Для чего ты принимал сан? Не для того ли, чтобы нести людям свет и любовь Христовы? Это твой долг, и ты дашь за него отчет Тому, от Кого получил благодать“.

Отец Петр больше не раздумывал. Он молча кивнул, надел камилавку и, сам не зная почему, поднял с пола небольшой чемоданчик. В этом чемоданчике лежали епитрахиль и антиминс — отец Петр взял их с собой в путешествие, чтобы отслужить в Трапезунде Литургию для нескольких сотрудников греческого консульства.

Теперь же что-то подсказывало ему, что эти вещи могут пригодиться и сейчас. Он еще раз кивнул юноше и, по-прежнему не говоря ни слова, вышел из комнаты вслед за ним.
 
kaberne1Дата: Понедельник, 24.12.2012, 23:14:39 | Сообщение # 26
Группа: Уважаемые пользователи
Сообщений: 2139
Репутация: 0
Статус: Offline
Они ехали по темным, притихшим улицам города на допотопном облезлом автомобиле, в котором что-то все время дребезжало и подрагивало, словно машина готова была развалиться. Юноша, напряженный и сосредоточенный, вел автомобиль молча, почти не оглядываясь на своего пассажира, и это молчание начинало уже тяготить отца Петра.

— Как вас зовут? — решился он, наконец спросить своего попутчика.

— Ахмет, эфенди, — коротко ответил юноша и опять умолк. Прежде чем ответить, он немного помедлил, словно в нерешительности, и это не ускользнуло от отца Петра. „Наверное, настоящее имя другое“, — почему-то подумал он и больше ничего не спрашивал, хотя неясное беспокойство уже начинало шевелиться где-то в глубине его сознания: что-то слишком долго они едут…

Вдруг машина запрыгала по ухабам — они выехали за город. Теперь отец Петр забеспокоился по-настоящему: что им может быть нужно в таком глухом месте?

Он уже собирался снова заговорить с Ахметом, как вдруг машина резко затормозила. Юноша повернулся к отцу Петру и, неожиданно улыбнувшись, почтительно сказал:

— Приехали, эфенди.

Они вышли из машины. Перед ними стоял небольшой, окруженный редким забором одноэтажный домик с плоской крышей и белыми занавесками на темных окнах. Вид этих занавесок почему-то успокоил отца Петра. Ему опять стало стыдно за свои недавние страхи.

„Да будет воля Твоя, Господи“.

В доме было совершенно темно. Ахмет толкнул дверь — она оказалась незаперта — и жестом пригласил отца Петра следовать за собой. Войдя в дом, юноша опустился на корточки, несколько секунд пошарил в темноте на полу — и вдруг в глаза отцу Петру ударил свет: перед ним открылся вход в подпол.

Там, внизу, наверное, горела лампа. Ни о чем не спрашивая, отец Петр спустился вслед за Ахметом в подвал по скрипучей деревянной лестнице.

Он не сразу понял, где находится. Прямо посередине подвала стоял большой деревянный стол, и на нем — неяркая лампа. А оттуда, из-за стола, из глубины подвала, на отца Петра с благоговейным страхом и восторгом смотрели десятки человеческих глаз, отражавших свет маленькой лампы.

Молчание длилось несколько мгновений. В следующую секунду стоявшие у стола люди: мужчины, женщины, дети, — с громким шепотом „Эфенди!“ бросились к отцу Петру, протягивая сложенные ладони за благословением. Какая-то дряхлая, сгорбленная, наглухо повязанная черным платком старушка уронила палку, опустилась на колени и, сотрясаясь от беззвучных рыданий, поцеловала край его рясы.

Все еще ничего не понимая, отец Петр оглянулся на Ахмета. А тот, с прерывающимся от волнения голосом, вдруг горячо заговорил на странной смеси греческого и турецкого:

— Эфенди, мы не турки… Мы — ромeи! Не мусульмане, христиане! Мы — ромеи…

Люди вокруг незаметно притихли, лишь Ахмет говорил, говорил горячо и сбивчиво, иногда с трудом подбирая греческие слова. И отец Петр в изумлении слушал удивительную и горькую повесть христиан катакомб…

Да, они были не турками, а „ромеями“ — греками, потомками тех, прежних жителей города. Восемьдесят лет назад, в кровавой неразберихе 1922 года, нескольким семьям удалось спастись от смерти и остаться на родине, назвавшись турецкими именами. Кроме них, здесь не осталось никого из прежних жителей, и некому было выдать их туркам.
 
kaberne1Дата: Понедельник, 24.12.2012, 23:16:29 | Сообщение # 27
Группа: Уважаемые пользователи
Сообщений: 2139
Репутация: 0
Статус: Offline
С тех пор для них и их потомков началась двойная жизнь. Открыто, на улицах и на работе, они носили турецкие имена: Ахмет, Омер, Хасан, Айша, — и говорили друг с другом по-турецки. Никто не видел, чтобы они ходили в мечеть, но со времен западника Ататюрка подобные „вольнодумцы“ уже давно не вызывали ни у кого подозрений.

И никто, кроме них, не знал, что изнутри к их одежде приколоты православные крестики, что по ночам, когда жизнь вокруг замирает, они достают из тайников иконы и долго молятся, вздрагивая и боясь услышать внезапный стук в дверь; никто не знал, что между собой они называют друг друга „Николай“, „Александр“, „Анастасия“ и „Елена“; что в подвалах домов они крестят своих детей „во имя Отца, и Сына, и Святого Духа“, учат их говорить на странном языке „ромeйка“ и рассказывают им о Христе, Богородице, церковных службах — все, о чем они сами слышали когда-то от стариков.

Они знают друг друга в лицо, помогают друг другу — но никто, кроме них, не должен даже догадываться об их вере. Слишком много слышали они о турецких тюрьмах, куда неугодных — христиан и курдов — сажают по ложным обвинениям, и откуда мало кто возвращается. Тайные христиане — одни из последних, кто помнит в Турции о Христе.

Если они погибнут, кто научит их детей чтить Господа, кто вырастит их христианами-греками, а не мусульманами-турками? Нельзя дать погаснуть лампаде…

Отцу Петру вспомнилось все, что он читал когда-то о первых христианах — и одновременно в памяти всплыли слышанные им еще в Греции рассказы, скупые и неясные, о тайных христианах Турции. Все это ожило сейчас перед ним, обрело плоть и кровь…

— И в других городах есть христиане? — спросил он неожиданно охрипшим голосом.

Ахмет — нет, его звали Анатолием, — кивнул.

— Да, много. Трапезунд, — он махнул рукой, — Синоп, Смирна… Весь Понт, вся Анатолия…

Отец Петр стоял молча. Что мог он сказать? Чем мог помочь этим людям, рискующим жизнью ради Света?

— Что я могу для вас сделать? — произнес он наконец.

В то же мгновение десятки взоров обратились на него: в них была мольба.

— Эфенди, — тихо сказал Анатолий, — отслужите нам… — он запнулся, вспоминая трудное слово, — отслужите нам Литургию… Мы не знаем, что это такое, но старики говорили, что это очень важно для христианина… Они говорили нам о…, — он опять запнулся, — о при-час-тии. У нас есть хлеб и вино…

Отец Петр снова увидел обращенные на него взгляды: люди молча, боясь дышать, ждали его решения.

„Боже мой, Боже, я, недостойный, должен служить Литургию — для мучеников!“

Он оглянулся вокруг. Седоусые морщинистые старики, сгорбленные старушки в черном, молодые мужчины с загрубелыми от работы руками, застенчивые и робкие женщины и девушки в стареньких платьях, дети и подростки, не по-детски серьезные — все они были христианами, все молчаливым криком души умоляли его о капле живой воды. И он должен был дать им напиться.

Отец Петр улыбнулся и кивнул. Люди вокруг радостно вздохнули и заулыбались в ответ. И сердце отца Петра сжалось при мысли, что для всех них это должна была быть первая и, быть может, последняя в жизни Литургия…

Он раскрыл чемоданчик, и взгляд его упал на епитрахиль.

„Наверное, я должен сначала исповедовать их… Но ведь их несколько десятков, и никто из них не исповедовался еще ни разу в жизни! А времени в обрез: нужно успеть вернуться затемно…“

Отец Петр задумался на минуту — и вдруг вспомнил все, что читал когда-то о древнем обычае общей исповеди. Сейчас, кажется, другого выхода не было…

Он надел епитрахиль, повернулся к людям и произнес громко, чтобы слышали все:

— Я отслужу для вас Литургию. В конце ее вы примете Святое Причастие, Тело и Кровь Христовы под видом хлеба и вина, а это значит, что Сам Христос войдет в вас. Но прежде чем принять Его, вы должны подготовить себя к Его приходу — очиститься от грехов, от всего, что вы когда-то сделали дурного.

Называйте вслух свои поступки и мысли, в которых вы раскаиваетесь, за которые вам стыдно. Сам Христос слушает вас сейчас. Признайтесь Ему во всем, просите у Него прощения, и Он простит и очистит вас. Вспомните: может быть, кто-то из вас обидел другого человека? Может быть, желал ему зла? Может быть…

Отец Петр говорил, и люди сначала тихо и нерешительно, а потом все громче и громче начинали называть грехи вслед за ним. Вскоре все говорили уже в полный голос, не стесняясь других.

Да и зачем было им стесняться, если никто здесь не слушал сейчас другого: каждый говорил о себе, стараясь ничего не забыть. По щекам многих женщин текли слезы, оставляя блестящие дорожки на смуглой коже. И хотя отец Петр не понимал почти ничего из быстрой, сбивчивой турецкой речи исповедников, его это не тревожило: достаточно было взглянуть на их лица, чтобы понять главное.
 
kaberne1Дата: Понедельник, 24.12.2012, 23:16:54 | Сообщение # 28
Группа: Уважаемые пользователи
Сообщений: 2139
Репутация: 0
Статус: Offline
Долго, почти час, продолжалась эта исповедь. Наконец, дождавшись, пока все утихнут, отец Петр простер епитрахиль над головами людей и прочел разрешительную молитву.

Затем, сказав еще несколько слов о Литургии и Причастии, он шепотом дал кое-какие указания Анатолию и, пройдя сквозь почтительно расступившуюся толпу, покрыл шершавый деревянный стол антиминсом. Вскоре в полутемном подвале громко раздались слова, которых вот уже восемьдесят лет не слышала эта земля:

— Благословенно Царство Отца, и Сына, и Святого Духа…

Снова, как и многие века назад, христиане Понта собрались на тайную Евхаристию…

***
Снова та же дорога, те же ухабы, та же старая, дребезжащая машина. Снова так же молчит водитель — смуглый горбоносый юноша, Ахмет-Анатолий. Но что-то изменилось для отца Петра — изменилось бесповоротно, навсегда.

Усталый, он закрыл глаза — и снова встали перед ним лица греков-„ромеев“, христиан турецких катакомб: мужчин, детей, женщин. Снова услышал он слова благодарности, с которыми они целовали его руки, снова раздался в ушах их шепот: „Не забывайте нас, эфенди… Молитесь о нас…“

Он не забудет ничего. Ибо где бы ни оказался теперь отец Петр Фотиадис, православный священник из Фессалоник, он будет не один. Незримо будут стоять рядом с ним тайные христиане турецкого городка; он будет видеть их взгляды и слышать их тихий шепот: „Не забывайте нас…“

Машина остановилась.

— Приехали, эфенди.

Долгим взглядом посмотрел отец Петр в темные глаза Анатолия. Доведется ли им когда-нибудь еще встретиться здесь, на земле?

И снова, как в начале этой ночи, отец Петр тихо спросил:

— Что я могу сделать для вас?

Анатолий ответил не сразу. Несколько мгновений прошло в молчании. Наконец юноша наклонился, поцеловал руку отца Петра и прошептал:

— Не говорите о нас никому, эфенди… Молитесь о нас…

Дверца машины захлопнулась, и Анатолий нажал на газ. Отец Петр проводил взглядом удалявшуюся машину, пока она не скрылась за углом, и медленно побрел к двери гостиницы.

Когда он вошел в свой номер, за окном занималась заря. Первый солнечный луч, шутя пронзив оконное стекло, проник в комнату через щель в неплотно задернутых занавесках и осветил лежавшее на столе старенькое Евангелие в потертом коричневом переплете. Сам не зная почему, отец Петр раскрыл его — и утренним золотом, светом надежды просияли перед ним последние слова Евангелия от Матфея:

„И се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь.“

Молодёжный православный миссионерско-просветительский журнал "Собрание"
 
ВиталийДата: Четверг, 27.12.2012, 20:28:37 | Сообщение # 29
Группа: Администраторы
Сообщений: 1246
Статус: Offline
Письма о людях, которые нас удивили


Где лучше жить?

Как-то мы — несколько молодых ребят и наш (тоже молодой) священник, отец Симеон, поехали в один районный центр к пожилому, но очень доброму и любимому паствой священнику, отцу Сергию. Приехали, чтобы пожить у него две-три недели настоящей, подвижнической христианской жизнью, подальше от суеты, чтобы помолиться, и, если даст Бог, набраться мудрости.

Однажды после долгой службы мы с отцом Симеоном присели отдохнуть недалеко от храма. Разговор пошел о различных городах, об их достоинствах и недостатках. Оба мы объездили множество мест, и могли сравнивать. Отцу Симеону нравилась Москва, я нахваливал Питер. Рядом проходил мальчик лет девяти, обыкновенный малороссийский сельский хлопчик, который вряд ли выезжал куда-то дальше областного центра. К сожалению, я забыл его имя. Он пономарствовал у отца Сергия.

— А тебе где бы хотелось жить? — спросил у него отец Симеон.

— А мэни всэ ривно, — ответил он. — Дэсь около церквы!

И в этом чистом и безыскусном ответе ребенка я услышал Бога.
Юрий, г. Москва

Читать другие письма


В главном — единство, во второстепенном — свобода, во всем — любовь
 
kaberne1Дата: Суббота, 06.04.2013, 17:52:49 | Сообщение # 30
Группа: Уважаемые пользователи
Сообщений: 2139
Репутация: 0
Статус: Offline
История иерусалимского храма Воскресения Христова


В 326–335 годах святой Константин Великий воздвиг на месте Искупительных страданий Спасителя мира и Его Воскресения великолепную базилику: «Рядом с пещерой, на восточной стороне ее, стоит базилика — здание чрезвычайное, высоты неизмеримой, широты и длины необыкновенной. Внутренняя сторона его одета разноцветным мрамором, а наружный вид стен, блистающий полированными и один с другим сплоченными камнями, представляется делом чрезвычайно красивым и нисколько не уступает мрамору. Что же касается до крыши, то внешняя сторона ее над куполом, для защиты от зимних дождей, покрыта свинцом, а внутренняя, украшенная глубокой резьбой, распростираясь, подобно великому морю, над всей базиликой взаимно связанными дугами и везде блистая золотом, озаряет весь храм будто лучами света» (Епископ Евсевий Памфил. О жизни блаженного василевса Константина. Книга 3. Гл. 36). Из приведенного описания видно, что первый храм Воскресения Христова был меньше теперешнего, ибо пещера (место погребения и Воскресения Спасителя) не составляла части храма, как теперь.

В 614 году войска персидского царя Хозроя II, объединившись с еврейскими отрядами, взяли Иерусалим, а затем всю Палестину. Еврейский историк Г. Грец писал: «Все церкви и монастыри были преданы пламени, в чем, без сомнения, евреи приняли больше участия, чем персы» (История евреев от древнейших времен до настоящего. Одесса, 1908. Т. 6. С. 32). После взятия Иерусалима в городе было убито более 60 тысяч христиан. Храм Воскресения был разрушен. Восстановлен он был через 15 лет, когда византийский император Ираклий освободил Палестину.

В правление халифа аль-Хакима (996–1021) храм Гроба Господня 18 октября 1009 года был полностью разрушен. В 1036 году император Константин VIII на определенных условиях получил разрешение восстановить храм. Работа была закончена только в царствование Константина Мономаха.

15 июля 1099 года Иерусалим был завоеван крестоносцами под предводительством Готфрида Бульонского. Около 1130 года они приступили к строительству нового храма Воскресения Господня. Освящен он был 15 июля 1149 года, к 50-летию взятия Иерусалима. Дата эта считается временем создания храма Гроба Господня.
Египетский султан Салах-ад-Дин, разбив 3 июля 1187 года на равнине между Тивериадским морем и Назаретом
войска крестоносцев, вступил 3 октября в Иерусалим. Он закрыл храм Воскресения на три дня и приказал сбросить колокола.
В 1808 году храм Воскресения сильно пострадал от опустошительного пожара: обрушился купол, потрескались колонны, выгорело внутреннее убранство. Храм был восстановлен в 1810 году. Большие пожертвования пришли из России. В 1870 году был поставлен новый купол.
Храм Воскресения представляет собой обширный архитектурный комплекс, воздвигнутый в романском стиле XII века. Однако архитектурный образ этого величественного сооружения оказался скрытым из-за того, что здание с трех сторон закрыто постройками. Подойдя к храму, паломник оказывается в замкнутом дворике, вымощенном желтоватым камнем. Святые ворота находится с южной стороны. Западный вход закрыт входной лестницей, ведущей на Голгофу. В южной стене при строительстве храма были устроены два портала, каждый из которых имеет шесть симметрично расположенных колонн с капителями в коринфском стиле. На них опирается стрельчатые своды над входом. Один из двух порталов был замуровать по приказу султана Салах-ад-Дина.
Первая святыня, к которой может приложится паломник, — средняя колонна слева. Она имеет широкую трещину с обугленными краями. По преданию, это место, откуда вышел Благодатный огонь в Великую субботу, когда православный патриарх не был допущен в храм. Скептики высказывают сомнения, но разумного объяснения происхождению этой почерневшей трещины дать не могут.
Подробное описание внутреннего устройства главной христианской святыни содержится в книге выдающегося богослова профессора М.М. Скабаллановича. Приведу фрагмент из нее: «Но вот открываются тяжелые клетчатые ворота храма; переступив его порог, посетитель вступает в преддверие (вестибюль)… Прямо напротив входа посетитель видит розовато-желтый камень миропомазания (из камня mizzi), на котором было положено пречистое тело Спасителя по снятии с креста и помазано ароматами. Камень окружен лампадами и громадными канделябрами, принадлежащими разным исповеданиям. Невдалеке на западе находится другой камень, на котором стояли мироносицы при помазании тела Христова. С правой стороны посетителю открывается вход на Голгофу. В настоящее время на Голгофу поднимаются двумя крутыми лестницами в 18 ступеней каждая, так как Голгофа расположена выше уровня храма. Эта возвышенность (Голгофа) представляет площадку в 21,5 аршин длины и ширины [15,3 x 15,3 м] и разделяется двумя столбами на две части, образующие два придела (капеллы): придел Распятия (водружения Креста Господня), принадлежащий грекам, и капеллу Пригвождения ко кресту, принадлежащую латинянам.
Придел Распятия (на севере) богато украшен драгоценными картинами и мозаикой. В глубине этой капеллы на выдающейся части древней скалы три углубления, по преданию, обозначают места нахождения крестов Спасителя и двух разбойников. Углубления эти расположены в форме треугольника, по двум нижним углам которого находятся места крестов разбойников, а на верхнем — место Креста Спасителя, находящегося несколько ниже (по поверхности) по отношению к двум первым. Место креста разбойника, распятого по правую руку Спасителя (доброго разбойника, у арабов называющегося правым разбойником), стоит на северном угле треугольника, место креста разбойника левого — на южном, а Креста Спасителя — на западном. Отверстие Креста Христова имеет 0,5 аршин глубины [35,56 см] и 0,25 аршин [17,78 см] в диаметре; оно оправлено серебром. Отверстия же крестов разбойников заложены, и их места обозначены только черными кружками на мраморе.
 
Форум » . » Книжный клуб » Интересные истории из жизни. (Познавательные и поучительные.)
  • Страница 2 из 4
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • »
Поиск:

Copyright SCAD's Design & Develop © 2024