СОФИЗМЫ: ОТСТУПЛЕНИЕ ОТ ЗАДАЧИ СПОРА

К числу самых обычных и излюбленных уловок принадлежат так называемые софизмы или намеренные ошибки в доказательстве. Нужно постоянно иметь в виду, что софизм и ошибка различаются не по существу, не логически, а только психологически: различаются только тем, что ошибка - не намеренна, софизм - намерен. Если мы, например, во время спора незаметно для себя отступили от тезиса – это будет ошибка. Если же, подметив, что такое отступление может быть для нас выгодно, мы повторим его уже сознательно, намеренно, в надежде, что противник не заметит, это будет уже софизм.

Софизмов, состоящих в отступлении от задачи спора и в отступлении от тезиса, бесконечное множество.

Можно начать спор с этого софизма или ошибки, сразу взяв, например, не тот тезис, какой нужно; можно сделать это в середине спора Можно совершенно отбросить прежний тезис, можно только более или менее изменить его и т. д., и т. п. Но логическая суть будет одна - отступление от задачи спора, отступление от тезиса.

В первую очередь нужно  упомянуть частую и очень важную подмену спора из-за тезиса спором из-за доказательства. Софисту надо доказать, что тезис ложен. Вместо этого он разбирает те доказательства тезиса, которые приведены противником, и ограничивается тем, что, если удастся, разбивает их. Чаще всего, однако, дело не ограничивается и этим. Если удалось разбить доказательства противника, правильный вывод отсюда один: «тезис противником не доказан». Но софист делает вид, что вывод другой: что тезис опровергнут. Это одна из самых частых уловок, и, благодаря обычному неумению отличать спор из-за тезиса и спор из-за доказательства, благодаря также обычной неясности мышления у противника и неумению охватить спор, она обыкновенно удаётся. К примеру, на суде адвокат разбивает все доказательства виновности обвиняемого, приведённые прокурором. Отсюда прямой вывод - виновность не доказана, но адвокат иногда делает другой вывод: «подсудимый не виновен». Вывод может пойти ещё дальше: «оправдан, значит не виноват».

К этому виду софизмов относится перевод спора на противоречия. Указать, что противник противоречит сам себе, часто очень важно и необходимо. Но только не для доказательства ложности его тезиса. Нередко с их помощью можно разбить или ослабить доказательство противника. Но опровергнуть его тезис одним лишь указанием на противоречивость мышления противника - нельзя. Например, некто высказал тезис: «Обучение на кафедре миссиологии полезно, но народу на занятия ходит мало». Налицо противоречие – коль скоро обучение на кафедре миссиологии полезно, то почему в таком случае на занятия ходит мало народу? Но указание на эту кажущуюся противоречивость ещё не означает, что опровергнут главный тезис – «обучение на кафедре миссиологии полезно». Между тем нередко спор, задача которого показать истинность или ложность тезиса, переводится на противоречия в мышлении противника. При этом, показав, что противоречия есть, делают часто вид, что противник разбит совершенно, и тезис его ложен. Уловка, которая нередко проходит безнаказанно.

Сюда же относится перевод спора на противоречия между словом и делом; между взглядами противника и его поступками, жизнью и т. д. Иногда это принимает форму: «врач, исцелись сам!». Это одна из любимых и обычных форм «зажимания рта».

Ясно, что подобного рода возражения – это софизмы, если человек ведает, что говорит. Поэтому, если вопрос об истинности или ложности, о нравственности или безнравственности какой-нибудь мысли рассматривается по существу, всякие обращения к личности противника суть уклонения от задачи спора. Это один из видов «зажимания рта» противнику и не имеет ничего общего с честной борьбой в споре за истину. Как приём обличения он, может быть, и уместен, и часто необходим. Но обличение и честный спор за истину как борьба одной мысли с другой мыслью - две вещи несовместимые.

Однако эта уловка действует чрезвычайно сильно и на противника (зажимает ему часто рот), и на слушателей. Если даже и нет противоречия между нашим принципом и поведением, то иногда доказать это трудно, требуются тонкие различения, длинные рассуждения, в которые слушатели и не вникают и которые не особенно-то и любят. Между тем софистический довод прост и жизненно нагляден.

Когда мы приводим в доказательство тезиса не один довод, а несколько, то софист прибегает нередко к «неполному опровержению». Он старается опровергнуть один, два довода, наиболее слабых или наиболее эффектно опровержимых, оставляя прочее, часто самое существенное и единственно важное, без внимания. При этом он делает вид, что опровергнул всё доказательство и что противник «разбит по всему фронту». Если спор из-за этих одного-двух доводов был долгий и ожесточённый, то слушатели, а часто и не очень умеющий спорить, могут и не вспомнить о самом важном. Таким образом, уловка удается нередко. Особенно применяется она в письменных спорах, на страницах различных книг, газет и т. п. Там читатель часто не может проверить, на все ли доводы отвечено.

К числу частых отступлений от задачи спора относится подмена пункта разногласия в сложной спорной мысли, так называемое опровержение не по существу. Софист не опровергает самой сущности сложной спорной мысли. Он берёт некоторые, неважные частности её и опровергает их, а делает вид, что опровергает тезис. Эта уловка тоже чаще встречается в письменных спорах. Споры эти  - «для читателя»:  читатель не запомнил, вероятно, тезиса, а если же его помнит, то не разберётся в уловке. К примеру, предположим, что в газете «Херсонесский вестник» появилась заметка, в которой высказана мысль: «Севастопольский православный народный университет, организованный в середине 2000-х годов преподавателем риторики данного учебного заведения, существует до сих пор». Софист заявляет: «Это неверно» - и опровергает данное сложное суждение. Но опровергает он в нём не сущность, не то, что следовало бы опровергнуть, не мысль, что «СПНУ существует до сих пор», а подробность: «СПНУ организован преподавателем риторики данного учебного заведения» (преподавателя риторики в середине 2000-х годов ещё не было в Севастополе). В этом случае можно, конечно, сказать, что в тезисе есть ошибка (умолчав, что ошибка эта в не такой уж и важной подробности). Но суть-то ведь не в ней.

Ясно, что этот вид софизмов является «подменой пункта разногласия»; точнее, подменой существенного пункта разногласия несущественным, маловажным.

ОТСТУПЛЕНИЯ ОТ ТЕЗИСА

Совершенно оставить во время спора в стороне прежнюю задачу спора, неудачный тезис или довод и перейти к другим – это значит «сделать диверсию». Диверсия делается различным образом. Наиболее грубый способ состоит в том, что спорящий откровенно оставляет довод или тезис и хватается за другой. Это случается чрезвычайно часто. Часто диверсия состоит в «переходе на личную почву». Например, юный идеалист доказывает опытному, пожилому человеку, что такой-то поступок малодушен и бесчестен. Тот сначала стал спорить, но, видя, что дело его плохо, сделал диверсию: «Очень вы ещё молоды и неопытны. Поживёте, узнаете жизнь и сами со мною согласитесь». Юноша стал доказывать, что молодость здесь не при чём, что «он знает жизнь». Диверсия удалась. Иногда для диверсии нарочно находят и выдвигают какой-нибудь парадокс или же такое мнение, на которое противник заведомо не преминет «накинуться». Это своего рода «приманка для диверсии». Нередко диверсия производится очень тонко и незаметно, с постепенными переходами и т. д.

Если спор идёт не из-за тезиса, а из-за доказательства, то диверсия состоит в том, что защитник тезиса бросает доказывать свой тезис, а начинает опровергать наш или требует, чтобы мы доказали наш тезис. Вот пример. Некто затеял с кем-нибудь спор из-за доказательства. После многих трудов один из спорящих, видя, что дело у него не движется вперёд, обратился к противнику с претензией: «Да что это я всё доказываю своё мнение, а вы только критикуете. Критиковать легко. Докажите-ка лучше вы своё мнение? Почему вы так в нём убеждены?». Тот, которому это было сказано, мало разбирается в технике спора и начинает стыдиться: как это, в самом деле, - мой противник доказывает и трудится, а я только критикую! Диверсия удалась. Он стал доказывать свой тезис и «потерял нападение».

Небесполезно в заключение заметить, что всякая диверсия, если мы «уходим» от прежнего тезиса, обращает сосредоточённый спор в бесформенный. При диверсии от довода или от доказательства спор, конечно, может остаться и сосредоточённым.

От диверсии нужно отличать другой род софизмов, связанных с отступлением от тезиса или довода - изменение тезиса или довода. К числу разных видов такой подмены относится прежде всего расширение или сужение тезиса (или довода). Например, вначале спорящий поставил тезис: «все люди эгоисты», но, увидев, что его нельзя доказать, и возражения противника сильны, начинает утверждать, что тезис был просто «люди эгоисты» («И надо же вам было понимать его так широко! Я имел в виду, конечно, не всех, а только большинство»). Если же, наоборот, противник выставил тезис «люди эгоисты», софист старается истолковать его в более выгодном для себя смысле: в том смысле, что «все люди эгоисты», так как в таком виде тезис легче опровергнуть. Вообще свой тезис софист обыкновенно старается, если дело плохо, сузить: тогда его легче защищать. Тезис же противника он стремится расширить, потому что тогда его легче опровергнуть. Нередко он прибегает к разным уловкам, чтобы заставить самого противника сгоряча расширить свой тезис. Это бывает иногда нетрудно, вызвав в разгорячившейся голове «дух противоречия».

Ещё примеры другого вида расширения и сужения тезиса. Тезис: « Некто хорошо знаком с русской литературой». Нападающий расширяет его: «Некто - знаток литературы вообще», защитник же суживает: «Некто знаком хорошо с современной русской литературой».

Родственны с расширением и сужением тезиса усиление и смягчение его. Они приводят к искажению тезиса и встречаются, пожалуй, ещё чаще. Тезис был дан, например, такой: «наши министры бездарны». Противник искажает его, усиливая: «вы утверждаете, что министры наши - идиоты?». Защитник же тезиса, если дело плохо, старается смягчить тезис: «нет, я просто говорил, что министры наши не на высоте своего призвания». Или другой пример. Тезис: «источник этих денег очень подозрителен». Противник усиливает тезис: «вы утверждаете, что деньги эти краденые?». Защитник, если находит нужным, смягчает тезис: «я говорил только, что источник этих денег неизвестен». Усиление тезиса обыкновенно выгодно для нападающего и производится нередко в высшей степени бесцеремонно и нагло. Смягчение тезиса обыкновенно производится защитником его, так как это помогает защите. При смягчении тезиса часто также не особенно церемонятся.

Одна из самых частых подмен тезиса (и довода) состоит в том, что мысль, которая приводится с известной оговоркой, с известными условиями, при которых она истинна, подменивается той же мыслью, но уже высказанной «вообще», без всяких условий и оговорок. Эта уловка чаще всего встречается при опровержениях и имеет больше всего успеха при малоразвитых в умственном отношении слушателях. Малоразвитый ум склонен понимать всё незатейливо; он не умеет отмечать тонкие различия в мыслях - он их не понимает, прямо их не любит, а иногда просто не терпит. Они для него слишком трудны. Поэтому тонкие различения кажутся такому человеку или «хитростями», «хитросплетениями», «софизмами», или же (если он несколько образован) «ненужной схоластикой». Отсюда отчасти вытекает трудность спора о сложных вопросах, требующих точного и тонкого анализа и различения, с неразвитым противником или, особенно, при неразвитых слушателях. А к таким вопросам относится, например, большая часть политических, государственных и общественных и тому подобных вопросов. На этой почве софист, при прочих равных условиях, имеет огромное преимущество. Честный участник спора приведёт довод правильный, с нужными оговорками, выраженный вполне точно. Но неразвитый слушатель обыкновенно не улавливает, не запоминает этих оговорок и условий и совершенно не оценивает их важности. Пользуясь этим, софист умышленно опускает оговорки и условия в доводе или тезисе противника и опровергает тезис или довод так, как будто мысль была выражена без них. Сюда часто на помощь присоединяется усиление тезиса, ораторские приёмы - «негодование» и тому подобное. Всё это действует на неразвитого слушателя очень сильно, и необходимо много хладнокровия, находчивости и остроумия, чтобы отбить такое нападение, тем более если публика сочувствует взглядам софиста. Вот пример: некто доказывает, что «смертная казнь при некоторых обстоятельствах и условиях необходима». Противник опровергает его перед слушателями так, как будто некто утверждал, что смертная казнь вообще необходима, и называет его «ярым защитником смертной казни», бросая при этом на него громы негодования и возмущения. Неразвитые и сочувствующие софисту слушатели тоже начинают возмущаться - «что и требовалось доказать».

Обратная уловка - когда то, что утверждалось без оговорки, без условий, затем утверждается с оговоркой и условием. Чаще встречается она у защищающейся стороны. Например, сначала человек утверждал, что «не должно идти на войну» вообще, ни при каких условиях. Прижатый к стене, он подменивает это утверждение: «конечно, я не имел в виду случаев, когда враг нападает и разоряет страну». Потом он может ввести и ещё какую-нибудь оговорку.

Этим уловкам (особенно последней) чрезвычайно способствует неполнота и неточность обычной речи. Мы очень часто высказываем мысль только с подразумевающимися оговорками. Оговорки эти сами собой разумеются потому, что, если высказывать их, речь становится каким-то нагромождением оговорок - необычайно тяжелой и неудобоваримой.

Таким образом, оговорки подразумеваются на каждом шагу, и это ведёт к возможности бесчисленных ошибок и софизмов. Некто говорит: «мышьяк — яд». При этом подразумевается оговорка «если принять его больше известного количества». Другой опускает эту оговорку и говорит: «Доктор прописал мне мышьяк, значит он меня отравляет». У Шекспира в «Веницианском купце» Шейлок заключает условие с купцом Антонио: если Антонио просрочит вексель, то он, Шейлок, имеет право вырезать у него «фунт мяса как можно ближе к сердцу». Сделка оформлена вполне законно. — Вексель просрочен, и Шейлок требует условленной неустойки. Мудрый судья (Порция) спасает Антонио так. «По этой расписке», — говорит она, —

«Ты имеешь право взять

Лишь мяса фунт; в ней именно фунт мяса

Написано; но права не дает

Она тебе ни на одну кровинку.

Итак, бери, что следует тебе — фунт мяса, но, вырезывая мясо,

Коль каплю крови христианской ты

Прольешь — твои имущества и земли

Возьмет страна республики себе.

Таков закон Венеции.

Юристы в прошлом столетии спорили, насколько решение Порции правильно с юридической точки зрения. Мнения были самые разные. Но с точки зрения логики решение это - несомненный софизм. Когда кто-то говорит о том, что надо вырезать кусок мяса из живого тела, тот неминуемо подразумевает, что при этом прольётся кровь, а кто соглашается на такую вырезку мяса, тот соглашается на само собой подразумевающееся неизбежное условие этой вырезки - пролитие крови. Так что Порция сознательно подменила условие договора, воспользовавшись тем, что оно было выражено обычно, без исчерпывающей точности и полноты.

Весьма многочисленны и разнообразны и другие формы подмены тезиса и доводов. Кратко перечислим наиболее общие и важные из них.

Одно и то же слово может обозначать разные мысли. Поэтому часто легко, сохраняя одни и те же слова тезиса (или довода), сначала придавать им один смысл, потом другой (один из обычнейших софизмов). Мы часто даже не замечаем, сколько разных значений имеет одно и то же слово. Поэтому легко победить нас софисту, который отлично различает все эти значения. Возьмём слово «народ». Редко кто старался разобраться в его значениях, а их тем не менее много: а) народ - означает то же, что и малоупотребительное слово «народность» («народы Европы»; «изучение народов»; «народоведение»); б) народ - все граждане одного и того же государства, объединённые подданством ему. Так говорят о «русском народе» в противоположность «австрийскому», об «английском народе» и т. д.; в) народ - низшие классы населения, противополагаемые интеллигенции, «правящим классам» и т. п. Отсюда термины: «идти в народ», «народники», выражение «он вышел из народа» и т. д.; г) народ -  вообще значит собрание людей, без различия классов, национальности и т. п., вернее, группа людей, находящихся в одном месте («на улице много народу»). Само собой ясно, как легко было «играть» таким словом в софизмах, например тем же революционерам. Когда кучка «народа» (рабочих, крестьян и т. д.) соберётся на улицах и заявляет «волю народа», тут бессознательная подмена мысли; когда же оратор, опытный софист и демагог, говорил этой толпе: «вы - народ, народная воля обязательно должна быть исполнена», то он, подменивая смысл слова, часто подменивал сознательно довод или тезис. А таких «многозначных слов», как «народ», очень много.

Очень часто пользуются свойствами так называемых синонимов - слов и выражений, различных по звукам, но обозначающих разные оттенки одного и того же понятия. Если эти различия в оттенках не существенны для данного вопроса, то синонимы можно употреблять один вместо другого безразлично. Если же они существенны, то получается более или менее важное изменение тезиса. Особенно в этом отношении важна разница, если она сопровождается различием и в оценке, оттенком похвалы или порицания. Например, далеко не всё равно сказать «некто благочестив» и «некто - ханжа», «ревность в вере» и «фанатизм», «протест» и «возмущение» и т. д. Если мы высказали тезис: «ревность к вере - обязанность каждого религиозного человека», а противник мой изменил его: «вот вы утверждаете, что каждый религиозный человек должен быть фанатиком», то он исказил мой тезис. Он внёс в него оттенок, благоприятный для опровержения, вложил признаки, которые делают тезис незащитимым. Конечно, сказать, что фанатизм – это обязанность каждого христианина – просто нелепо. Или, скажем, мы утверждаем, что «священники должны получить такие-то и такие-то преимущества». Мой противник излагает этот тезис так: «этот человек думает, что попы должны обладать какими-то преимуществами». Название «поп» в данном случае имеет некоторый пренебрежительный оттенок, и, внося его в тезис, противник тем самым вносит понижение устойчивости тезиса. Вообще эта уловка, вероятно, самая употребительная. Люди прибегают к ней как бы инстинктивно, стараясь обозначить понятие названием, наиболее благоприятным для себя и наиболее неблагоприятным для противника. И чем грубее ум, тем грубее и примитивнее выходят и подобные софизмы.

Огромное значение имеет «перевод вопроса на точку зрения пользы или вреда». Надо доказать, что мысль истинна или ложна; доказывают, что она полезна для нас или вредна. Надо доказать, что поступок нравственен или безнравственен; доказывают, что он выгоден или невыгоден для нас и т. д. Например, нужно доказать, что «Бог существует»; доказывают, что Он и вера в Его бытие приносит утешение и счастье. Часто нет убедительнее доводов для среднего человека, чем те выводы, которые затрагивают насущные интересы его. Даже самые простые доводы, чисто «карманного свойства» (argumenta ad bursam), имеют волшебное действие. Один довод, действующий на волю, живо и ярко рисующий выгоду или невыгоду чего-нибудь, иногда сильнее сотни доводов, действующих на разум. Если же мы имеем дело со слушателями невежественными, тёмными, не умеющими тщательно вникать в вопрос и обсуждать его, то на них ловкий довод «от выгоды», живо и понятно рисующий, какую ближайшую пользу или вред человек может получить от мероприятия и т. д., действует часто совершенно безотказно. Они «зачарованы» предвкушением будущей выгоды, они даже не желают слушать доводы против. От рассуждений о неосуществимости того или иного, о вредных последствиях, которые могут наступить потом, они сознательно отмахиваются. Само собой ясно, какая в этом благодарная почва для софистов; как пышно растёт на ней всякая демагогия. Это отлично знает и каждый «мошенник слова». Поэтому данная уловка — любимое орудие подобных мошенников.

Остроумную заметку об этой уловке высказал философ Артур Шопенгауэр: «Там, где применима эта уловка, остальные можно и не применять. Действуйте не на разум, с помощью доводов, а на волю, с помощью мотивов; тогда и противник и слушатели, если у них такие же интересы, как у него, сейчас же согласятся с вашим мнением, хотя бы оно было заимствовано из дома сумасшедших. Ведь лот воли весит по большей части тяжелее, чем центнер рассуждения и убеждения… Когда мы сумеем осязательно доказать противнику, что мнение его, если бы оно приобрело значение, нанесёт существенный вред его интересам, он также поспешно отшвырнёт это мнение, как раскалённое железо, которое нечаянно схватил в руку».